Модель завтрашнего дня // «Камчатская правда» 25 апреля 1989 г.


МОДЕЛЬ ЗАВТРАШНЕГО ДНЯ

 

До сих пор практически все проблемы того или иного региона решаются центром и из центра. Конечно, в самом по себе принципе централизма ничего плохого (хочется сказать – абсурдного) нет. Но именно до абсурдности довели этот принцип всевозможные министерства и ведомства, которые сплошь и рядом или «не замечают» инициатив, идущих с мест, или попросту их игнорируют. Не стала исключением в этом ряду и Камчатка, чему подтверждением обширный проблемный репортаж, опубликованный в газете «Советская Россия» от 11 февраля 1989 года. Самый кардинальный вывод на мой взгляд, который можно и должно сделать из этого репортажа – это отсутствие на сегодня альтернативных комплексный программ развития полуострова, противостоящих официально принятой центральными органами и во многом устаревшей концепции области на перспективу до 2000 года и далее. То есть, говоря иначе, отсутствие выбора.

А между тем отельные предложения к подобной альтернативной программе, частично опубликованные мною в местной печати, не были, по крайней мере, опровергнуты официально как неприемлемые. И это, в совокупности с опубликованием проекта перестройки хозяйственного механизма союзных республик и прочих регионов, позволяет надеяться на то, что очередная моя попытка хотя бы тезисно изложить собственную точку зрения на перспективу развития народного хозяйства Камчатской области не будет отвергнута с порога.

Ядро предлагаемой модели – экология. Причём двумя основными её полюсами служат, с одной стороны, экология человека со всеми привходящим сюда обстоятельствами, а с другой – экология лососёвых, как квинтэссенция отношения к биоресурсам рек и шельфа полуострова. С экологии человека я и начну.

Заболеваемость на Камчатке в 9 раз превышает уровень заболеваемости населения на Северном Кавказе, в 4 раза – в Казахстане и 3 раз – в целом по РСФСР. С уверенностью утверждаю, что столь тяжёлое положение с качеством жизни человека на полуострове а надо сказать, что качество жизни в первую очередь определяется индексом заболеваемости и смертности населения, и прежде всего детской заболеваемости и смертности) обуславливается низким уровнем качества природной среды региона.

Понятно, конечно, что на уровне жизни населения Камчатки существенно сказываются отдалённость региона сама по себе, и отсталость развития (на 40–60%) всех звеньев социального обслуживания от наиболее обжитых регионов РСФСР. И тем не менее, ведущим и определяющим обстоятельством высокого уровня заболеваемости и смертности был и остаётся климат. Ведь не случайно же даже самая южная часть полуострова, которая лежит на широте Воронежа и Киева, по своим природным условиям приравнивается к районам Крайнего Севера.

Однако суровость природных условий – это ещё полбеды. Дело в том, что юго-восточная часть полуострова, где расположен областной центр и сосредоточена практически вся (90%) экономико-хозяйственная база и около двух третей всего населения, относится к регионам с высочайшей сейсмической активностью. Что также не самым лучшим образом воздействует на психику и, отсюда, на здоровье людей.

Но коль скоро обстоятельства с низким уровнем качества природной среды, равно как и опасность возникновения катастрофических землетрясений, находятся вне власти человека, то он должен приспосабливаться к ним и, главное, всеми силами стремиться повышать комфортность жизни.

В условиях Камчатки для решения этой задачи есть только, по-моему, один единственный способ, который заключается в максимальном освобождении народного хозяйства области от всех тех отраслей и производств, продукция которых может быть, и с не меньшими, по крайней мере, успехом, и замтно меньшими затратами производиться в других регионах страны.

В качестве иллюстрации приведу один пример. Вместо каждых 10 миллионов рублей, затрачиваемых в области на производство определённого объёма и ассортимента сельхозпродукции, понадобилось бы всего 3–4 миллиона рублей, бабы закупить точно такое по количеству и ассортименту продуктов сельского хозяйства извне и доставить его на полуостров.

Таким образом, полагаю, что только выведя за пределы полуострова вовсе не нужные (активный морской флот, судоремонт, лесную отрасль) и мало нужные (сельскохозяйственную, кроме молочного животноводства и картофелеводства) отрасли народного хозяйства и сократив за этот счёт население раза в 3–5, можно было бы резко повысить комфортность жизни для оставшегося немногочисленного, но производящего высокорентабельную продукцию, контингента.

Перехожу теперь ко второму полюсу модели. Вот несколько цифр. В 40–50-егоды в области ежегодно добывали (и по сути дела – вручную) до 350 тысяч тонн лососёвых. При этом только в реке Камчатке в 1936 году было выловлено 70 тысяч т лосося. Однако уже в 1980 году общий вылов этой рыбы составил только 80 тысяч тонн, а в реке Камчатке – всего лишь 12 тысяч тонн. Ну а в 1988 году эти уловы сократились, соответственно, до 49 и 4 тысяч тонн. И если это не уничтожение лососёвых, то что это такое, позвольте спросить?

Ну а теперь другие цифры. Одна тысяча тонн лососёвых даёт (при цене по 3 руб./кг горбуша, 5 руб./кг – красная и кета, 6 руб./кг – кижуч, 9 руб./кг – чавыча и 22 руб./кг – икра) около 6 миллионов рублей товарной продукции, или 2 миллиона долларов в инвалюте. Не ручаюсь за абсолютную достоверность, но вряд ли государство получило за последние 30 лет более 100–120 миллионов долларов за лес, вырубаемый ради валюты. Но если бы мы не создавали, вырубая подчистую лес в долине реки Камчатки, столь ничтожные по отдаче производства, то мы бы и до сих пор могли вылавливать в реке Камчатке до 50 (а больше и не надо в виду перелова) тысяч тонн лососёвых ежегодно, что принесло бы государству за это же время (в случае продажи за рубеж, разумеется) до 3 миллиардов долларов дохода.

Конечно же, замечу, я несколько намеренно утрирую данные и факты, но, тем не менее, они заставляют задуматься – не так ли?

Впрочем, позволю себе привести ещё немного цифр. В тот же 1988 году во всё народное хозяйство области было вложено около 2 млрд. рублей. И чуточку меньше, если не ошибаюсь, было получено от реализации всей товарной продукции, выпущенной в области. Но при этом, подчеркну, 49 тысяч тонн лососёвых принесли области 300 миллионов рублей, вся остальная рыба (миллион триста тысяч тонн), выловленная на громадной акватории от Камчатки и до Азорских островов включительно – около 1,4 млрд. рублей, а все другие отрасли вместе – менее 300 млн. рублей. Причём если рыбная отрасль оказалась в прибыли, то все прочие – убыточными.

А теперь сравним. Если бы в области по-прежнему, как и в добрые старые времена, вылавливали около 300 тысяч тонн лососёвых в год, то область только от этого имела бы, при тех же 1,8 млрд. рублей дохода, всего лишь 200–300 рублей расхода, при условии, конечно же, что и население её не превышало довоенный уровень.

Вот исходя из этого я и предлагаю отказаться от явно изжившей себя концепции экстенсивной экономики, которая зиждется на перманентном развитии натурального по своей сути хозяйства. Которое базируется на подавляюще привозном (до 3 млн. тонн ежегодно) и далеко не самом лучшем сырье, оборудовании и материалах, а также на постоянно привлекаемой в область (и также далеко не самой квалифицированной) дополнительной рабочей силе. Потому что это абсурдно, когда флот Камчатки во многих случаях пополняется уже устаревшими судами. Когда половину своего улова камчатские рыбаки добывают где угодно, но только не в своих собственных водах, в то время как ровно столько же рыбы и морепродуктов на камчатском шельфе добывают сахалинские и приморские рыбаки. Не выплачивая при этом области никакой компенсации. А взамен перейти к другой модели хозяйствования.

И вот конкретные предложения этой модели.

1 – Раз и навсегда предоставить области статус общенационального лососёвого резервата. И с целью облегчения достижения этой цели северную материковую часть области следует переподчинить Магаданской области.

2 – Предоставить право Камчатскому облисполкому единовластно распоряжаться всеми, и прежде всего – биоресурсами, богатствами региона и прилегающего к нему шельфа. Установив при этом, что облисполком буде сам выбирать способы и методы ведения хозяйства, вплоть до того, что он может сдавать в аренду некоторые участки своего шельфа как «Дальрыбе», так и иностранным компаниям.

3 – Вывести за пределы области океанический рыболовный флот со всей его инфраструктурой, судоремонт и лесное производство. Если знать, что от 40% до 60% всего оборудования названных отраслей уже отработали свой физический срок, а 80% технологий области по меркам развитых стран соответствуют металлолому, ликвидация этих отраслей вряд ли окажется чрезмерно обременительной и для области, и для государства.

4 – Оставить в области, кроме лососёвого и шельфового хозяйств и мясомолочное животноводство и картофелеводство. При этом все без исключения сельскохозяйственные коллективы перевести на режим кооперативного и арендного ведения хозяйства, поскольку только в этом случае предприятия и вся отрасль в целом будут напрямую заинтересованы в сокращении, а не в приращении рабочей силы.

5 – Перевести Камчатку на полный и действенный хозрасчёт с тем, чтобы в области устанавливались кооперативные и арендные формы ведения хозяйства и, одновременно, чтобы область сама закупала для себя всё необходимое (продовольствие, топливо, сырьё, оборудование, строительные и прочие материалы и пр.) где угодно и по договорным ценам. Подразумевая при этом, что в условиях освобождения от бремени ненужных и убыточных производств высочайшая рентабельность лососёвого и прочих рыбных промыслов позволит это сделать за счёт собственных сил и средств.

6 – Для того, чтобы Камчатская область действительно смогла получить хозяйственную независимость, а её рыбная отрасль освободилась от диктата чиновников, сидящих за тысячи миль от рыбаков и обработчиков, необходимо упразднить Министерство рыбного хозяйства. Только в этом случае, уверен, бассейновые производственные объединения («Севрыба», «Балтрыба», «Каспийрыба» и «Дальрыба») перестанут, наконец, пичкать нас, потребителей, консервированной рыбой в томатном соусе и всерьёз начнут соревноваться за рынок сбыта своей первоклассной продукцией.

И последнее. При всей кажущейся наивности предлагаемой мною концепции возможного развития Камчатки, в пользу её говорят трудно оспариваемые факты. Вот первый из них. Полуостров не обладает и не будет обладать в ближайшей перспективе никакими минерально-сырьевыми ресурсами регионального (Дальневосточного) и, тем более, союзного, значения. В связи с этим Камчатке остаётся претендовать на один из немногих на земле регионов, которые тем больше смогут принести доходов, чем ближе к естественному состоянию будет находиться их природная среда. Другое обстоятельство заключается в том, что попытка обеспечить многопрофильное и широкомасштабное освоение природных ресурсов полуострова, базирующаяся на государственной дотации, в новых условиях хозяйствования себя не оправдывает. В-третьих, мало управляемый приток населения в область (сюда едут и дворники, и сторожа, прочие представители сферы обслуживания, оттесняя от соответствующих рабочих мест коренное население) обернулся интенсивным давлением на легко ранимую природу полуострова и, одновременно, резким ухудшением условий проживания населения области в целом, ибо, прямо говоря, одно дело прокормить 120–150 тысяч человек, и совершенно иное – обеспечить качественным питанием 450-тысячное население. Да и здоровье вновь приезжающих, не привыкших к нашему климату, оставляет желать много лучшего.

Кстати, не кроется ли одна из причин повышенного (в 1,5–2 раза) процента заболеваемости на Крайнем Севере в том, что в последние годы сюда понаехало слишком много желающих заработать за два-три года повышенную пенсию? Во всяком случае, проблема наплыва на Крайний Север людей предпенсионного возраста существует и требует соответствующего анализа и обобщения.

Да и вообще, социально-экономическое развитие Камчатки может состояться не за счёт привлечения дополнительных средств, в том числе и дополнительной рабочей силы, а за счёт рационального использования уже имеющегося материально-производственного и трудового капитала. Причём рационализм в первую очередь подразумевает под собой всемерное сокращение непроизводительного и малопроизводительного рабочего контингента. Поскольку, даже по официальным данным содержание одного человека на Камчатке обходится в 3–4 раза дороже, чем в средней полосе России, при том, что товарной продукции (в объёмном выражении) камчадал производит ничуть не больше, чем, скажем, пензенец или, тем более, москвич. И это означает, что сократив население области хотя бы наполовину, мы высвободим столько средств, сколько потребуется для обеспечения всем необходимым (работой, жильём, соцкультбытом, медицинским обслуживанием и прочим) не только этих самых 200–250 тысяч человек, высвобождённых, но и ещё столько же в том же Приморье. Это ли, позвольте спросить, не реальная помощь стране в её нынешней и весьма непростой ситуации? При том, что отдача области только за счёт сохраненного лосося остается на прежнем уровне. Ну а если ещё получится и приумножить (точнее – восстановить) гидробиоресурсный потенциал камчатских лососёвых нерестилищ, то область неизбежно станет самодостаточным регионом.