Наиболее характерной особенностью становления и развития Камчатки как самостоятельного экономического района является освоение её биоресурсов. Тем более характерной, что и само по себе открытие и присоединение Камчатки есть проявление отчётливо выраженного стремления русского этноса и Российского государства к открытию и освоению новых источников поступления «мягкой рухляди» и, отчасти, «рыбьей кости».Другой, и по своему не менее важной, особенностью развития Камчатки оказывается то, что освоение биоресурсов с самого начала приняло столь интенсивный характер, что этот способ хозяйствования иначе как хищническим называть не приходится. Во всяком случае, истребление до грани исчезновения сперва «морских бобров» (каланов), морских котиков и соболя Камчатки к концу XIX века, а, затем, и лососёвых её рек в середине XX века дважды приводило регион к принципиальной перестройке структуры регионального природопользования. Первый раз это произошло в самом конце XIX, когда в области стала создаваться рыбная отрасль, оттеснившая на вспомогательные роли добычу пушнины. А с середины 50-х годов XX века, в виду резкого подрыва запасов лососёвых, область пошла по пути создания многоотраслевого и многопрофильного народнохозяйственного комплекса, на базе освоения всех природных ресурсов области в комплексе.

Однако приходится констатировать, что и эта модель хозяйствования не выдержала испытания временем. И в первую очередь потому, что в оценке запасов и, главное, перспектив освоения лесных, пахотных, пастбищных и минерально-сырьевых ресурсов было допущено (и это ещё один характерный социально-экологический аспект Камчатки) преувеличение их потенциала и экономической значимости.

В самом деле, в конце 50-х годов в лесопокрытую площадь области, в дополнение к 8,11 млн. га древостоев, были ошибочно («Экокурьер», № 8, 1989) включены 10,91 млн. га кустарниковых (кедрового и ольхового) стлаников. Вследствие этого директивного акта лесистость области от реальных 18% разом «возросла» до 42,7%. Естественно, что лесная отрасль, которая была сориентирована на эту более чем завышенную оценку своего ресурсного потенциала, вырубала как минимум в два раза (до 900 тысяч м³/год) больше деловой древесины, чем это позволяла допустимая (300–400 тыс. м³) расчётная лесосека. А завершилось это тем, чем и должно было завершиться – из 800 тыс. га хвойного леса, дающего до 89% объёма деловой древесины области, на сегодняшний день вырубками и пожарами пройдено около 400 тыс. га, а остальные 400 тыс. га, приуроченные к отдалённым территориям, горным склонам и прочим труднодоступным местам, оказались недоступны для освоения. А тем самым непомерно развитая лесная отрасль по существу осталась без ресурсной базы. Во всяком случае, 150–200 тыс. м³ древесины в год выглядят скорее максимальным, нежели оптимальным объёмом вырубки.

17

Нечто подобное произошло и с оценкой потенциала пахотных угодий полуострова. В те же 50-е годы, ориентируясь на внешнее подобие долинно-речных ландшафтов Камчатки таковым же ландшафтам Приамурья и Приморья в области была сделана ставка на создание сельскохозяйственной отрасли с интенсивным развитием молочно-мясного животноводства и с расширением пахотных земель под овощи, картофель и травы до 150–200 тысяч га. Причём планировалось обеспечивать картофелем, а отчасти и овощами, не только свои собственные потребности, но и Приморский край и Магаданскую область. И на какой-то момент создать мощную сельскохозяйственную отрасль удалось. Но какой ценой. Во-первых, на каждый рубль производимой в области продукции приходилось не менее 50 копеек дотаций. Во-вторых, собственные потребности области в овощах, молоке и мясе даже в самые лучшие годы обеспечивались на 35–45, 45–50 и 50–60 процентов соответственно. Ну а самое главное, в третьих, в результате распашки земель, осушения и мелиорации речных долин, вырубки лесов и создания сопутствующей всей этой «деятельности» инфрастуктуры в области было уничтожено лососёвых нерестилищ с продуктивностью 50–60 тысяч т/год. И насколько велика эта потеря можно судить по следующему сравнению – эти же 50–60 тыс. т лосося в 80-е годы обеспечивали народному хозяйству области около 30–33% товарной продукции, тогда как все нерыбные отрасли Камчатки в это же время, то есть в период своего максимального развития и отдачи, в совокупности обеспечивали не более 15–17% товарной продукции, из которых на сельское хозяйство приходилось всего 4–5%.

Наконец, и в оленеводстве, которое полностью ориентируется на естественные пастбищные ресурсы и уже потому, казалось бы, не должно было нарушать законы экологии, стремление «поправить» природу оказалось выше здравого смысла. И на тундрах Камчатки, которые явно беднее аналогичных угодий Чукотки, в угоду надуманной модели «интенсификации» оленеводства стали выпасать в полтора (до 160 против максимально возможных 100–120 тысяч голов) раза больше оленей, чем это могли обеспечить зимние пастбища области. Что и не преминуло обернуться чрезмерным вытаптыванием и выеданием пастбищ, а, отсюда, и резким падением оленьего поголовья и подлинным крушением самого оленеводства как отрасли.

Таким образом, в освоении биоресурсов суши Камчатки (как, впрочем и биоресурсов ей морских и речных акваторий) обнаруживается как отчетливая тенденция к преувеличению их ресурсного потенциала, как столь же отчётливо выраженное стремление во чтобы то ни стало преувеличить их социально-экономическую значимость, так и явно завышенная оценка их экологической устойчивости – то есть сознательное преувеличение их способности к самосохранению. Тем не менее (ещё один характерный социально-экологический аспект), прекрасная сохранность, в целом, ландшафтно-экологической структуры природно-социального (информационного) пространства Камчатки предполагает возможность восстановления её биоресурсного потенциала до, практически, естественных пределов. По крайней мере, пример с каланом, морским котиком и, особенно, с соболем, показывает, что при резком снижении нагрузки на естественные ландшафты и экосистемы, в том числе и за счёт создания широко разветвлённой сети разного рода особо охраняемых природных территорий, и, главное, при экологически грамотном (рациональном) освоении оставшихся биоресурсов это сделать вполне возможно. А достижение этой цели лежит на пути превращения Камчатки, вкупе с прилегающими к ней акваториями морской 200-мильной зоны экономических интересов России, в общемировой рекреационно-лососёвый заказник (резерват).